Аня Синякова навсегда осталась четырнадцатилетней. Девчонка сгорала мучительно и долго в сжирающем огне лейкоза. После нее осталась книжка по-детски незатейливых и оптимистичных стихов, которые Анютка писала до последнего часа. Когда обезболивающие чуть-чуть «тушили» пожар боли, она у мамы просила заветную тетрадку.

 

Сегодня ее родители переехали из Биробиджана в Благовещенск, здесь похоронена их девочка, здесь доживает свой век ее 103-летняя бабушка.

 

Анин отец Евгений Яковлевич Синяков написал дневник-хронику, хронику умирания своего ребенка.

 

Читать его очень тяжело, тяжело, потому что там без ретуши описана вся чудовищная, бессовестно-грязная изнанка нашей медицины. Место действа этого бесчинства — соседние Биробиджан и Хабаровск, время действа - наше.

 

Мой знакомый доктор, прочитав этот отцовский крик, тихо сказал:

 

— Там все правда, от первой буквы до последней запятой, так не выдумаешь…

 

Мы публикуем отрывки из этой толстой кипы листов, набранных убористым компьютерным шрифтом.

---------------

 

«Все равно умрет…»

 

У Ани заболело горло, ей дали освобождение от занятий, но Аня продолжала ходить в школу, не хотела пропускать занятия. Пришла из школы печальная и сказала, что медсестра сделала ей прививку от гриппа.

 

— Я ей сказала, что больна. Я сопротивлялась. Но она меня выдернула за руку из строя и заорала: «Все вы врете!» — и впрыснула мне сыворотку. Я заплакала, а она сказала: «Ничего с тобой не случится, дней пять поболеешь, и все пройдет».

 

Этого было достаточно, чтобы девочка тяжело, нет — смертельно заболела.

 

После прививки у Ани сразу стала повышаться температура, вечером поднялась до 38,5. Мы вызвали «скорую», те дали ей аспирин и сказали, что все пройдет.

 

Потом участковый врач выписал ей направление в инфекционную больницу.

 

Утром мы с женой были у стен биробиджанской больницы, куда накануне «скорая» отвезла нашу девочку, долго ходили вокруг этого мрачного здания, высматривая дочь в окнах второго этажа. Наконец увидели ее бледное личико в замерзшем окне. Она знаками показала, что ей ничего не надо.

 

…На следующий день, лечащий врач Т. говорит, что Аня не их больной, что мы должны быть готовыми ко всему: у нее, видимо, заболевание крови.

 

— Может быть, матери можно побыть с дочкой? — робко спрашиваю я.

— Конечно! — моментально отвечает доктор. — Это даже нужно.

— А почему вы раньше не сказали об этом? — спрашиваю я.

— Так вы же не спросили, — удивляется врач.

 

Вечером жена мне говорит по телефону, что Аню поместили в палату, в которую кто-то из медперсонала приводит на день свою дочь, как в детсад. Это была очень шустрая девочка, которая лазала по койкам. Раскачивалась на капельнице, забиралась на Аню.

 

Аня была не только очень слаба, но и привязана к койке, ей капали лекарство и привязывали руки, чтобы она их не сгибала.

 

Еду Ане приносили в палату, оставляли и через некоторое время убирали. Иногда ее кормили, но чаще она оставалась голодной, так как была привязана и не могла поесть. За эти дни Аня совсем ослабела и даже не могла стоять на ногах, когда Валентину пустили к ней. Маме пришлось спать на стульях в ногах у дочери.

 

Врачи решают переводить Аню в детскую больницу, завотделением детской больницы преспокойно поясняет мне: «Взять ребенка не могу — мест нет».

 

На следующий день предлагают везти ребенка в онкогематологическое отделение Хабаровской детской краевой больницы.

 

Но там сказали, что ребенок им не нужен, им нужны анализы, если по анализам ребенок окажется их, то ее возьмут. Круг замкнулся.

 

Аню перевозят в детскую больницу, но там решают отсрочить забор костного мозга на три дня, впереди выходные. Ее помещают в палату, где две девочки, включив на полную мощность радио, прыгают через кровати, пыль до потолка, у ребенка температура 39.

 

Валя сказала врачу, что ребенок тяжелобольной, ей тяжело в общей палате.

 

— Тяжелобольные в реанимации! — отрезал врач.

 

Кто-то подсказал, что есть платная палата, я принес деньги. Нас заверили: «За девочкой будет индивидуальный уход».

 

Мать с больной дочерью оставить категорически не разрешили: дескать, у нее нет разрешения заведующего отделением.

 

Утром следующего дня мы в больнице. Вид дочери ужасный.

 

— Я всю ночь не спала, — рассказывает Аня. — Вечером ко мне в палату завалились три тетки, одна из них уборщица. Они легли и всю ночь храпели, я не могла спать.

 

Через несколько дней из Хабаровска пришел ответ, что Аня их больная и ее нужно срочно везти к ним. Завотделением детской больницы сказал, что девочку никуда не надо везти, потому что… она все равно умрет. Ошеломленная таким заявлением, Валя долго металась и ничего не могла сообразить. Когда Аню уложили в машину, то напутственными словами завотделением было буквально:

— На полдороге девочка все равно умрет…


 

 

«Люди без надежды будут жить...»

 

…Во втором часу ночи, когда Аню повезли в отделение хабаровской больницы, мама Валя задержалась, оформляя документы. Переобуваясь в отделении, Валя отметила, что кто-то в халатике переминается около нее на худющих ногах. Подняв взгляд, она увидела желтолицую старушонку — свою девочку-дочь.

 

В больнице Биробиджана Аня все время лежала, и эти изменения были вроде незаметны. Ужас, что стало с дочкой в эти страшные дни.

 

В боксе Аню подключили к кислороду, дали жаропонижающие, ввели антибиотики и массу других лекарств. На утро было видно, что жар прошел, Аня счастливая прижимается к матери.

 

— Мамочка, спасибо, что ты была со мной. Когда я вырасту, стану известным поэтом, заработаю много денег и тебе в центре города поставлю памятник.

 

Аню, как тяжелобольную, положили с мамой в отдельную палату.

 

Людмила Александровна — опытный лечащий врач, сразу полюбилась Ане. Если кто-то называл ее «врачихой», дочка кидалась в защиту: «Она хорошая!»

 

Потом, когда дочке стало немного полегче, завотделением Е. стала выгонять Валю из больницы, мотивируя это тем, что девочка большая и сама себя может обслужить. Ей было безразлично, какую травму она наносит ребенку, лишая ее общения с любимой и очень нужной мамой.

 

Об отношении медперсонала к родителям больных детей мне «популярно» поведала пьяная психолог, дежурившая в отделении в праздники:

 

— Для нас, врачей, вы все, родители, — мразь. Тьфу! Дети совсем другое, —разглагольствовала не очень трезвая женщина.

 

Аня написала стихотворение о заведующей онкогематологией и просила меня: «Папа, ты его никому не показывай, а то меня выгонят из больницы…»

 

У Ани стал повышаться сахар в крови, поставили диагноз «диабет». Строгая диета. После очередного высокого анализа завотделением забегает в палату и орет: «Зачем ты ела мороженое и яблоко?»

 

Да не ела Аня ничего. Она уже забыла вкус мороженого и яблока. Просто хотела сорвать зло на ребенке, который не может ей никак ответить, заставить его переживать и плакать — это было излюбленное действо завотделением.

 

Ане очень тяжело после каждой процедуры химиотерапии — она лежит пластом, мама не отходит от нее ни на шаг. Поздний вечер. Аня тяжело спит на спине, вдруг рвота фонтаном.

 

Входит недовольный дежурный врач, приводит Аню в чувство.

— Быстро убери палату, — приказывает маме Вале. Та меняет простыни, моет полы.

 

Снова входит доктор, оглядывает палату:

— Убирайся отсюда вон, чтобы духу твоего не было.

 

Валя плачет, пытается объяснить, что сейчас поздно, транспорт уже не ходит, куда ей ехать…

 

Все же Валентина одевается и уходит — врач не умолим… Идти ей некуда, она спустилась в подвал и остаток ночи провела там.

 

Валю стали все чаще выгонять из больницы. Поясняли врачи свои действия так: Аня уже не тяжелобольная. Еще выгоняли ее для острастки молодых мам, которые пили и дрались в отделении, но их детям не было еще пяти лет. Медперсонал называл Валю пренебрежительно — «старуха». Дочка сильно переживала по этому поводу, и советовала Вале уехать домой.

 

— Мне жутко видеть, как они издеваются над тобой, — говорила девочка.

 

Аня оставалась ребенком. Она любила рисовать, играть в шахматы, писать стихи. Врач Сергей Николаевич во время дежурства любил «развлекаться»: выгребая содержимое из Аниной тумбочки, разбрасывал все по полу и подоконнику.

 

Затем он звал сестру-хозяйку (горластую и злую женщину): «Смотри, какой у Синяковой бардак». Та с воплями набрасывалась на Аню и маму, сметая все, как ураган.

 

Эти врачебные развлечения тяжело сказывались на психике больной девочки, маме приходилось ее подолгу успокаивать. Аня искренне уверовала в торжество зла:

 

«Почему на свете  

Слякоть, дождь и ветер?

Почему так многим не везет?

Почему, ответьте, счастье нам не светит?

Оттого, что зло вперед идет.

А добра немного, в ад ему дорога,

Зло никто не сможет победить.

И добро растает,

От борьбы устанет,

Люди без надежды будут жить…» — написала она тогда эти строки…

 

Прощай навсегда

 

После реанимации мысли о безысходности стали все чаще посещать Аню, порой она говорила Вале: «Как мне это все надоело, у меня нет сил». И лежала без движения. Мама прочла ей статью о Караченцове, как он превозмогал свою болезнь.

 

У Ани все болит, вздут живот, приподнять или поддержать дочку невозможно, она кричит от боли. Она пьет только с ложечки и ничего не ест уже девять дней. Обе руки с живота уже не на миг не убирает. Сделали УЗИ и сказали, что у Ани скопление жидкости в животе.

 

Однажды утром Аня проснулась и сказала Вале: «Я почему-то чувствую, что мои мучения сегодня закончатся и мы уедим далеко-далеко…»

 

Дочке страшно, она сказала:

 

— Мама, я не должна у… — она замолчала, не смогла продолжить это ужасное слово. — А если… — Аня опять запнулась на этом страшном слове, помолчала, собрала силы и продолжила: — Возьмите с собой в Благовещенск компьютер, и не оставляйте Женю (брата.— прим. А.Я.)

 

Хирурги сказали, что Ане необходима операция, но девочка очень слаба и может не выдержать наркоза. За окном палаты страшный ветер остервенело рвал макушки деревьев и остервенело сдирал листву. Макушки деревьев хороводились и метались со стороны в сторону, готовые отломиться в любую секунду. Природа переживала, вместе с родителями, переживала перед предстоящей операцией…

 

Каталку увозят в операционную, я улыбаюсь Ане и машу ей рукой: «Не вешай нос. Все будет хорошо».

 

Она в ответ улыбается и машет мне рукой. Мы обмениваемся воздушными поцелуями. Двери операционной закрываются.

 

Мы с Валей спускаемся и тихо сидим в палате. Ждем результатов операции.

 

За окном до жути тихо, деревья и листва неподвижны. Все замерло...

 

…В двадцать часов дежурный врач сообщает нам, что операция прошла успешно. Вырезали полметра кишок вместе с аппендицитом, под печенью кишки были сварены и перфорированы. Остальной кишечник совсем не поврежден.

 

…В двадцать два часа звонит телефон. Аня умерла…

 

Хирург сказал, что Аня закашлялась и у нее лопнула аорта. Кровь била струей, пока не остановилось сердце. Все кончилось очень быстро…

 

Я говорю Вале, что хочу Аню похоронить в Благовещенске, там у меня много родных, а в Биробиджане нет никого.

 

Валя ответила, что она тоже думала о Благовещенске, это любимый город Ани.

 

Вечером Аню укладываем в гроб. Она красивая и спокойная. Милая и прекрасная наша девочка.  

 

Наша несостоявшаяся мечта…

 

Наша несбывшаяся надежда…

 

Я креплюсь — надо же кому-то соображать здраво (я наплачусь позже, когда буду писать, вспоминать все, что запомнил о своей любимой доченьке).

 

Вот и сбылось еще одно предсказание нашей девочки — все мучения ее закончились, и мы едим далеко-далеко….

 

Ритуальный зал в Благовещенске. Аня после длительной поездки выглядит осунувшийся, но все такой же красивой.

 

Вот и ничего у нее не болит, и она далеко-далеко от всех болезней и нас…

 

Крокодил Кроша навсегда лег в гроб к ногам своей повелительницы.

Последние прикосновения к твоему и уже не к твоему, доченька, телу.

Последние поцелуи.

Прощай, милая.

Прощай навсегда.

Я не смог уберечь тебя, дорогая.

----------

 

Бабы еще нарожают

 

Так и хочется закончить этот, полный горя, родительский дневник одним словом — занавес.

 

Но это, увы, не пьеса и даже не спектакль. Это горькая правда России сегодняшней. Беда даже не в том что с ребенком приключилась тяжелая болезнь, беда в другом — в равнодушии… Которое, как известно, страшнее смерти.

 

Многое из отцовской исповеди осталось за страницей сегодняшнего материала.

 

То, как он мучительно и безнадежно пытался собрать деньги на пересадку костного мозга в израильской клинике. Как не смог собрать искомую сумму.

 

Как торговались с ним врачи, завышая и без того запредельную для обывателя сумму. Они сегодня на этом зарабатывают… И это не секрет для государства с самой гуманной Конституцией, где человеческая жизнь бесстыдно декларируется самой высшей ценностью.

 

Израиль по масштабам с Россией — просто ноготь, но там спасают больных лейкозом, у нас — нет.

 

Наши недра самые богатые в мире, у нас есть деньги на все, кроме как на собственных людей. Тех, кто делит государственные деньги, это, конечно, не касается.  

 

То, что наш человек бессилен перед врачом-самодуром, перед зарвавшимся ментом или чиновником, — это, увы, истина непреложная.

 

Каждого из нас завтра могут унизить и убить, растоптать и бросить в камеру. Поставить неправильный диагноз и отказать в помощи. И никто за это отвечать не будет.

 

Русские бабы еще нарожают…

 

Александр Ярошенко,

31.07.09

http://portamur.ru/blogs/yaroshenko/

----------

 

Книга о дочери-поэтессе

 

Разная литература выходит сегодня в Приамурье, но такой книги у нас еще не было. РИО «Зея» выпустил книгу Евгения Синякова «Какое счастье - просто жить!» - он написал о своей дочери, безвременно ушедшей из жизни.

 

Завтра в 15.00 в городском Доме народного творчества состоится вечер памяти Ани Синяковой, где будет презентовано это издание.

 

Книгу «Какое счастье - просто жить!» написал не профессиональный литератор, а человек, никогда не собиравшийся браться за перо. Инженер-геолог, привыкший быть всегда в движении, никогда не предполагал, что сумеет провести за письменным столом более года. Евгений Яковлевич Синяков не смог не взяться за неведомый ранее писательский труд по единственной причине - он знал, что если не напишет он, то никто об этом не напишет. Никто не будет знать, как страдают сегодня двое любящих сердец - самого Евгения Синякова и его жены Валентины Григорьевны - по поводу безвременной смерти их дочери Ани, которой было всего 14 лет. Аня умерла от рака крови три года назад.

 

«Амурская правда» уже писала об этой способной девочке, творчество которой с каждым днем становилось все совершенней. Не случись этой страшной беды, вскоре на дальневосточном небосклоне зажглась бы необыкновенно яркая литературная звездочка, работающая в жанре, редком для сегодняшних дней - Аня мечтала стать профессиональным детским писателем. Помимо того, что ей удавались хорошие стихи, она мастерски владела карандашом и кистью, сочиняла музыку, играла и пела под собственный аккомпанемент на гитаре и баяне.

 

Просто удивительно, сколько талантов дал ей Бог! Но он же и отобрал ее у нас, по непонятным причинам поразив ее белокровием. А может, вовсе и не Создатель, а обычные бездушные люди, которых все больше становится в нашей стране в эпоху тотального упадка морали и диктатуры доллара?

 

Именно об этом размышляет Евгений Синяков, человек, умудренный жизненным опытом, вырастивший двух детей, остро переживающий то, что творится на нашей многострадальной земле. Собственно, размышляет - это не совсем точное определение. Скорее всего, книга «Какое счастье - просто жить!», это не спокойный пересказ недавних событий: от момента рождения дочери до ее смерти, - это крик души, это обращение ко всем читателям: «Берегите и старайтесь продлить жизнь замечательных детей, обреченных прожить страшно коротенькие жизни. Это важно и для них, и для всех нас».

 

Амурский читатель до нынешней поры имел на руках две книги Ани Синяковой: «Страна моей фантазии» и «Жила-была старуха». Обе выпущены Хабаровским книжным издательством. В третьей, сегодняшней книге, изданной уже в Благовещенске, произведений Ани немного. Цель отцовских мемуаров несколько иная - Евгений Яковлевич надеется, что его сочинение дойдет до так называемых врачей, по сути, загубивших его дитя. Может быть, разбудит их упорно задремавшую совесть, поможет отнестись к другим больным иначе, чем они отнеслись к его дочери. Не секрет, что сегодня значительная часть людей, отвечающих за наши жизни, рассматривает нас в качестве денежного мешка: положишь на лапу значительную часть валюты - имеешь шанс вылечиться, а если ты нищий и у тебя нет возможности дать взятку для тебя фантастической суммы, - умирай.

 

Супруги Синяковы заявили, что следующую книгу они выпустят в форме «Избранного», потому что масса стихов их талантливой девочки еще не увидела свет. Они окончательно выбрали место своего проживания -Благовещенск. Ранее они поскитались по стране - по роду своей работы жили в Свободном, в Благовещенске, в Биробиджане, долгое время работали в Еврейской автономии, в поселке Хинганск, где добывалось олово открытым и подземным способом. (Может, именно здесь Синяковы и научились глубоко «копать», браться за любое дело с одним непременным условием - доводить его мастерски до конца). Ведь за недолгие четырнадцать лет Аня успела сделать столько, сколько не каждому дано за гораздо большую жизнь. Для вышедшего при ее жизни сборника «Страна моей фантазии» Аня сама нарисовала иллюстрации, сама оформила обложку.

 

Следующую, правда, тонюсенькую книжечку «Жила-была старуха» с иллюстрациями хабаровского художника Сергея Чешкина, Аня уже не увидела, но сотни малышей в детских садах и школьники Приамурья, Хабаровского и Приморского краев с удовольствием читают и, по некоторым свидетельствам, сами начинают пробовать свои силы в таком же сказочном жанре. Стихотворение Ани «Никогда не думай о болезни» на английском языке опубликовано в индийском журнале. Там, в Индии, ей присуждена медаль за участие в Шанкарском международном детском конкурсе.

 

Недавно амурский композитор Федор Воробьев выпустил сборник песен для младшего возраста «Веселый динозаврик», в котором первые пять песенок: «Веселый динозаврик», «Два мороза», «Солнышко уснуло», «Дождик» и «Снег идет в апреле» написаны на стихи Ани Синяковой, мечтавшей жить и работать в Благовещенске, который она считала самым красивым городом в мире.

 

Аня с самого детства удивляла взрослых своей неординарностью. Вот пример из последней книги:

 

«В Благовещенске мы едем с Аней в автобусе. Она вслух читает вывески за окном, иногда спрашивает, что они означают? Я поясняю: (Мы не городские - приезжие, и ей многое в диковинку). Вдруг женщина с соседнего сиденья интересуется: - Что, девочка уже читает?

 

Я подтверждаю.

- Да сколько же ей лет?

- Три, - говорю я.

- И как вам удалось ее обучить?

- Да не учили мы ее. Она сама начала читать.

 

Женщина не поверила».

 

Таких неверящих было много. Однажды на престижном конкурсе детского рисунка комиссия отказалась рассматривать работу Ани Синяковой, не могла поверить, что это оригинальное произведение, а не копия. В школе не хотели верить, что, поступив в первый класс, девочка уже освоила предметы вплоть до четвертого класса. Пришлось сдавать экзамен экстерном для специальной комиссии, и девочка сразу поднялась на ступеньку выше. Были случаи плагиата, когда ее идеи, темы и стихи беззастенчиво выдавали за свои взрослые дяди при литературе.

 

4 февраля этого года Анне исполнилось бы 17 лет... Накануне, в воскресенье, в городском Доме народного творчества состоится вечер памяти талантливой поэтессы. Будут ее книги, прозвучат ее стихи и песни.

 

Александр Бобошко, Валерия Аникина (фото)

«Амурская правда», 02.02.08.