Русский офицер Павел Янковский
Русский офицер Павел Янковский
Разумеется, гибель любого человека трагична по-своему. Но когда это касается зарубежной общины, то потеря человека смелого и порядочного, стоящего на страже закона, вызывает у соотечественников чувство жалости, тревоги, общей беды. Так случилось и в Шанхае летом 1940 года, когда огромный китайский город находился под юрисдикцией зарубежных держав, и в возглавляемой французами местной полиции было немало русских сотрудников.
 
Был среди них и Павел Михайлович Янковский, опытный военный, прошедший Мировую войну и службу во французском Иностранном легионе, и который, как мне кажется, ранее других осознал невозможность возвращения в Россию. А потому устраивал свою личную судьбу решительно, бесповоротно, хотя и хранил память об отчем доме, ставшем грустной легендой.
 
Младший среди братьев Янковских, он, конечно, был опекаем ими, но не в том смысле, что избалован (какое уж там баловство в семье таежных зверобоев!), просто... шел следом, едва успевая за старшими. И получил боевое крещение еще подростком, когда отец, Михаил Иванович Янковский, устроил засаду на хунхузов, разбойничавших в Уссурийском крае.
 
Один этот эпизод мог бы стать сюжетом увлекательной киноленты, но сами Янковские отнеслись к нему сдержанно, ибо кровь людская, пусть даже чужая и враждебная, это все-таки кровь, и хранятся такие воспоминания вынужденно, в дальних уголках памяти.
 
Вот и мой давний собеседник, пусть даже заочный, с которым мы переписывались долгие годы, Валерий Юрьевич Янковский лишь вкратце упомянул о той давней таежной стычке, где его дядя Павлик, будущий фронтовик и офицер шанхайской полиции, впервые столкнется с трагической изнанкой жизни. Эпизод этот взят из новеллы «Побег», где горечь воспоминаний особенно пронзительна:
 
«Павлик еще мал, чтобы о нем судить. Доучивается. Правда, тихий, но способный мальчик, свободно болтает на французском, английском, японском…
 
Мог ли отец представить, что этот тихий мальчик через какой-нибудь десяток лет станет боевым офицером русской армии, участником первой мировой войны. Будет пять раз ранен, а в бою под Праснышем отобьет со своим взводом немецкую батарею, захватит пленных, за что рядом с «Владимиром» его китель поручика украсит белый крест Георгия, - высшая награда страны.
 
А позднее, благодаря знанию французского языка, окажется в составе Русского экспедиционного корпуса, брошенного на спасение союзной Франции в самое пекло, под Верденом. Потом будет служить в авиации, собьет немецкий аэроплан, а после, над горами Греции, будет сбит сам, получит перелом ноги, но станет кавалером французского ордена Почетного легиона. И закончит войну в рядах победителей в звании майора французской армии.
 
Нет, ничего подобного Михаил Иванович, конечно, предвидеть не мог. Сейчас ближайшими были эти трое, взрослые, выполняющие опасное, ответственное дело: что ждет их в будущем?»
 
После такого фрагмента, согласитесь, трудно что-то добавить к биографии русского офицера, оказавшегося на чужбине.
 
А добавить можно многое, ибо Павел Михайлович Янковский был человеком удивительным, но не многословным, и, если говорить вкратце, то фраза «крепкий и надежный профессионал» могла бы стать определяющей в его послужном списке. Так любят выражаться кадровики.
 
Но служебные характеристики не для читателей, привыкших судить о русских офицерах-эмигрантах как о людях смелых, но циничных и привыкших топить горе в стакане с вином. Разумеется, были и такие. И даже очень много. Но горечь чужбины не обязательно воплощается в кабацкой выпивке и песнях под гитару.
 
И бывший фронтовик Павел Янковский, я думаю, чувствовал себя иным, невостребованным, вернувшись из Франции. Ему, конечно, повезло, что было куда возвращаться. И лето 1922 года в «буферной» Дальневосточной республике, пролетевшее стремительно, наверное, было одним из самых счастливых в его жизни: женился, пожил немного в родовом имении на Сидеми, ныне поселке Безверхово, что на самом юге Приморья.
 
А потом все рухнуло, бегство в Корею, скромный эмигрантский быт… И хотя позднее, в конце двадцатых годов, железная воля старшего брата Юрия Михайловича и его предприимчивость позволили Янковским создать в корейской тайге образцовое фермерское хозяйство, а затем и курортный поселок, бывшему офицеру Павлу Янковскому было, я думаю, все также неуютно среди людей штатских. Чувство это, наверное, знакомо и нынешним ветеранам, прошедшим Вторую мировую войну, да и Афганистан с Чечней тоже…
 
Рассуждать об этом не совсем корректно, ибо первый, кому я адресовал эти строки в книге «Злой рок чужбины», был Валерий Юрьевич Янковский, его мнением я особенно дорожил и не хотел услышать упрека, пусть и тактичного, что, мол, сгустил краски и вывел «дядю Павлика» не совсем таким…
 
Поэтому ограничусь архивными документами и вкратце упомяну о корейском периоде в биографии Павла Михайловича Янковского…
 
Жил он поначалу в маленьком корейском порту Сейсин, где его брат Юрий купил участок земли с двумя большими фанзами. Там у Павла и его жены Натальи (в девичестве Ромашевой) родился первый ребенок - дочь Татьяна. Забегая вперед, скажу, что судьба этой очаровательной женщины была трагичной, ибо работая диктором на русскоязычном радио, контролируемом японцами, она попала в «черный список» Смерша и оказалась за колючей проволокой ГУЛАГа.
 
В конце двадцатых годов Янковские, живя в Корее, сначала арендовали, а затем приобрели большой участок земли рядом с курортным поселком Омпо. Там началось строительство курортного поселка «Новина».
 
Павел построил для своей семьи домик из саманного кирпича и несколько лет помогал брату Юрию в налаживании хозяйства. Здесь очень пригодилось его знание японского языка. Корея в то время была оккупирована Японией, и все деловые вопросы трудно было решать без знания японского языка, и Павел стал работать переводчиком.
 
В 1928 году Павел Янковский (который, замечу, был награжден многими боевыми орденами Российской империи, а также орденом французского Почетного легиона) переехал в Шанхай. Сначала устроился телефонистом во французском секторе Шанхая, затем с помощью соратника по боям под Верденом и как французский офицер получил место в полиции Французской концессии Шанхая. Работал следователем по особо важным делам. В его компетенцию входили дела, связанные с наркотиками. Получил казенную квартиру в Шанхае и в 1929 году к нему приехала жена с дочерью.
 
Павел Михайлович посещал русское офицерское собрание, общался и с другими соотечественниками, оказавшимися на чужбине. В 1930 году получил французское гражданство и теперь состоял на службе, числясь во французской армии, имея чин майора. Самостоятельно изучил китайский, корейский и немецкий языки, сдав по ним в 1936 году соответствующие экзамены, получил повышение по службе. В этом же году родился сын Михаил.
 
Следователю Павлу Янковскому поручали ведение переговоров с представителями местных властей, политиками, предпринимателями. Во французском представительстве его считали вторым человеком после консула. В 1940 году террористы застрелили двух русских эмигрантов, которых близко знал Павел Михайлович, и он посчитал своим долгом найти убийц. 6 августа 1940 года произошла трагическая развязка.
 
Из шанхайской газеты. 1940 г.
Из шанхайской газеты. 1940 г.

 
Далее отрывок из эмигрантской газеты «Вечерняя заря» (Шанхай) за 6 августа 1940 года:
 
«Убит выстрелом через москитную сетку двери в квартире. Еще одна жертва, вырванная из русской колонии револьверной пулей.
 
Не успело еще остыть тело детектива Е.Г. Иванова, не предан земле еще прах злодейски убитого представителя русской колонии К.Э. Мецлера, как сего дня вновь прогремел выстрел, знаменуя собою террористический акт, жертвой которого опять стал русский - Павел Михайлович Янковский <…>.
 
Террорист произвел один выстрел через сетчатую дверь у входа в квартиру Янковского, смертельно ранив П.М., который скончался через несколько минут от большой потери крови.
 
Сотрудник «Вечерней зари» был на месте террористического акта через 20 минут и имел возможность присутствовать при первом следствии полицейских властей.
 
Как удалось выяснить, убийство П.М. Янковского произошло при следующих обстоятельствах.
 
В 7.50 утра в квартире П.М. Янковского раздался звонок снаружи и сам он, еще не совсем одетый, отправился к выходу, чтобы открыть дверь…
 
Квартира П.М. Янковского, 27 рут Делястр (название улицы - В.И.), помещается в длинном пассаже с небольшими двухэтажными постройками, имеющем два входа - с рут Делястр и рут Реми, как раз напротив школы Реми. В пассаже всего три ряда зданий и в самом северном ряду находилась квартира П.М. Янковского. От входа в пассаж до квартиры приблизительно 35 ярдов, а от рут Делястр - ярдов 50.
 
С какой стороны появился террорист, приехавший в пассаж на велосипеде, неизвестно, но только в 7.50 утра он нажал кнопку электрического дверного замка. Хотя уже было и не так рано, но тихий, спокойный всегда пассаж, был безлюден и у террориста была полная свобода действий.
 
Позвонив, террорист стал ждать и в это время, очевидно, вынул из кармана и приготовил револьвер.
 
Вход в квартиру преграждался сначала летней дверью, из металлической сетки, затем деревянной дверью. П.М. Янковский сам подошел к двери. Он, конечно, не подозревал, что от смерти его отделяет всего один шаг.
 
Едва он открыл дверь и подошел вплотную к сетчатой двери, как увидел неизвестного китайца. Но и это не вызвало у него никаких подозрений.
<…>
 
Пуля пробила сетчатую дверь и попала в горло П.М. Янковского. Рана была столь серьезна, что П.М. потерял сознание и рухнул на пол. Из горла сильной струей била кровь.
 
Террорист больше не стрелял. Увидев, что его план выполнен, он быстро вскочил на стоявший тут же велосипед и умчался в сторону рут Реми, никем не задержанный.
 
Татьяна Павловна Янковская после ГУЛАГа
Татьяна Павловна Янковская после ГУЛАГа
Супруга П.М. Янковского и его двое детей в настоящее время находятся в Корее, и он находился дома один, почему сразу же (никто) из домашних тревогу не поднял.
 
Звук выстрела, однако, был услышан обитателями соседних квартир, которые успели заметить, как полным ходом мчался на велосипеде неизвестный китаец. Через несколько минут о разыгравшемся террористическом акте было сообщено во французскую муниципальную полицию.
 
С центрального поста на место кровавой трагедии немедленно на автомобилях выехали детективы и высшие представители полиции, которым также сообщили о происшедшем на дом.
 
На месте террористического акта вскоре был начальник политического отдела французской полиции г. Шарле, который стал руководить первым следствием.
 
Смертельно раненый П.М. Янковский лежал у входной двери в луже запекшейся крови. Из пулевой раны в горле еще медленно текла кровь.
 
На амбулансе (машине «скорой помощи». - В.И.) П.М. Янковский был отправлен в госпиталь Сан-Мари, но по дороге туда он скончался. Тело его было временно оставлено в госпитале Сен-Мари.
<…>
 
На место террористического акта прибыли фотографы полиции, которые производили снимки с сетчатой двери, в которой оказалась маленькая круглая дырка, на высоте примерно четырех с половиной футов, а на полу - большая растекшаяся лужа крови.
 
Политический и уголовный отделы французской муниципальной полиции производят самое энергичное расследование по этому делу. Пуля, найденная в квартире П.М. Янковского, отправлена для исследования в баллистический отдел муниципальной полиции. Результаты анализа будут известны к сегодняшнему вечеру.
<…>
 
П.М. Янковский был талантливым детективом, раскрывшим немало запутанных и громких криминальных дел <…>. В 1937 году, когда в Шанхае начались военные события (японская оккупация. - В.И.), П.М. Янковский начал изучать, в свои 47 лет, японский язык. Необычайно быстро преодолев все трудности языка, он совершенно свободно мог вести по-японски беседы на самые разнообразные темы.
<…>
 
События последних семи дней заставляют задуматься над происходящим. Три русских жизни вырваны чьей-то злой волей. Три жизни людей, которые были настоящими русскими и наиболее деятельными резидентами русской колонии в Шанхае. Над нашими соотечественниками в Шанхае повис какой-то злой рок, неумолимо выхватывающий из их среды все новые и новые жертвы.
 
П.М. Янковский был французским гражданином, но в его груди билось золотое русское сердце, живо откликавшееся на все невзгоды русских эмигрантов и никто и никогда не переставал считать его русским».
 
Это, напомню, фрагмент из эмигрантской газеты «Вечерняя заря», который, насколько я знаю, еще не цитировался в книгах. Эту и другие газетные вырезки Валерий Юрьевич Янковский получил от своей старшей сестры Музы Янковской-Потаповой из Сан-Франциско в начале 1970-х годов.
 
«Это рука покойной моей сестры…» - пояснил он в письме автору книги. И мне запомнилось, что в общении между собой, судя по письмам, младшие Янковские называли дядю просто Павликом, таким он им и запомнился…
 
Из книги Владимира Иванова-Ардашева.
«Злой рок чужбины». - Хабаровск, 2008.
* * *
 
От редакции
«В ближайшее время в Москве начнется строительство Музея русского зарубежья. Он станет частью Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына», - заявил Владимир Путин, выступая на V Всемирном конгрессе соотечественников, проживающих за рубежом.
 
Решение президента России о создании Музея русского зарубежья - долгожданное воплощение мечты, за которую ратовал и автор статьи Владимир Иванов-Ардашев, в публикации «Горечь русской Маньчжурии».