Таким Гайдар приехал в Хабаровск
Таким Гайдар приехал в Хабаровск
С его тягой к «Синим горам» и «Дальним странам» он не мог миновать Дальний Восток - и не миновал. Правда, не написал ничего по-настоящему дальневосточного - а собирался; не смог, не успел?
 
Аркадий Петрович Гайдар провел в Хабаровске около семи месяцев - с конца января по начало сентября 1932 года. Тогда он вел полубродяжью жизнь - Урал, Архангельск, Крым… Нужда, непростые отношения с литературой. Старая - с Гражданской - контузия, сломав военную карьеру, напоминала о себе страшными головными болями, выливалась в алкогольные срывы. В довершение всего жена - Лия Соломянская - ушла с маленьким Тимуром к другому. Тогда Гайдар и рванул в Хабаровск. Поехал бы хоть куда - лишь бы подальше от Москвы. В Хабаровск его позвал только что назначенный ответственным редактором «Тихоокеанской звезды» Иосиф Шацкий - коллега по архангельской «Правде Севера».
 
«Только когда приедешь сюда, когда почувствуешь, что Иркутск - и тот всего только на полдороге к Владивостоку, тогда понимаешь, как далеко заехал…» - писал Гайдар 27 мая сестре Наталье.
 
- Здесь не хватало кадров. Газету надо было укрепить, и Шацкий пригласил своих знакомых - Кулыгина, Титова, Дьякова, Гайдара… Гайдару было трудно, надо было на что-то жить, - рассказывает хабаровский журналист и краевед Александр Чернявский. Его интерес к хабаровской жизни Гайдара начался со знакомства с литератором Андреем Ивенским (Головым), общавшимся с Гайдаром тогда, в 1932-м. - Я глупый был, на пленку ничего не записал, а в памяти осталось мало… Помню, Ивенский рассказывал: они с Гайдаром часто выходили на берег Амура - там, где сейчас памятник Задорнову, чуть повыше - набирали водки, селедки. Клуб такой был у них…
 
Приказ о назначении Гайдара разъездным корреспондентом
Приказ о назначении Гайдара разъездным корреспондентом
Итак, 1932 год, Хабаровск, Гайдар взят «разъездным корреспондентом» в «ТОЗ» - «Тихоокеанскую звезду». Ему 28, но это сегодняшние 28-летние - часто дети. Тогда зрели раньше («Обыкновенная биография в необыкновенное время» - гайдаровская формулировка). Здоровенный парень был ветераном Гражданской с опытом командования полком и известным автором - уже вышла знаменитая «Школа».
 
Посевная, сектор снабжения и кролиководство: «Впрочем, всего не перескажешь…»
 
Обрывочный дневник Гайдара 1932 года начат 20 января. Он садится в поезд «Москва - Владивосток»: «Сквозь холодное толстое стекло я вижу, как самый хороший мой товарищ, мой маленький командир - Тимур Гайдар улыбается и поднимает руку, отдавая прощальный салют». Борис Завьялов (в феврале 1932 года он стал замредактора «ТОЗа», его мемуары много лет спустя опубликовал Чернявский) вспоминал: «Гайдар не говорил нам об этом, но мы помнили, как тяжело переживал он распад семьи… Один на один с собою большое неизбывное горе захлестывало его. Всегда спокойный и улыбчивый среди товарищей, носил он большую боль в душе».
 
В редакции «ТОЗа» хранится потрепанная рукописная книга приказов за 1930–1934 годы. Приказ № 8 подписан Шацким 31 января: «Тов. Гайдар А. П. с 30 января с. г. назначается постоянным разъездным корреспондентом с окладом жалованья в 300 руб. в месяц. За эту ставку… т. Гайдар обязан дать четыре полноценных очерка в месяц. За весь материал, даваемый сверх этой нормы, тов. Гайдар получает гонорар в общем порядке».
 
Следующие приказы позволяют пунктирно восстановить жизнь Гайдара-газетчика на Дальнем Востоке. Вот его посылают на лесозаготовки в Иманский район (нынешний Дальнереченский Приморского края). Снова в Приморье - в Ханкайский район «для корреспондирования о подготовке района к весенней посевной кампании». Еще раз в Приморье - теперь к шахтерам Артема и Сучана… Тогда «Тихоокеанская звезда» была органом Дальневосточного крайкома ВКП(б), а в пределы Дальневосточного края входила невероятная территория от Приморья на юге до Чукотки на северо-востоке. Поэтому, живя в Хабаровске, Гайдар не раз бывал в Приморье, но можно только гадать о том, что он здесь делал и видел. В его дневниках - лишь осколки: «Не забыть: озеро Ханка, покрытое зеркальным льдом, и автомобиль, скользящий по льду…»; «Миллионка - … Трепанги - матросская шутка. Судно «Совет» - Кангауз. Ночные переходы. Японское море. Буря. Перевал Сихотэ-Алинь. Татарский пролив. Впрочем, всего не перескажешь…» Вот и гадай, чем запомнилась ему владивостокская Миллионка (а она еще была настоящей Миллионкой - знаменитый вертеп разгонят лишь через несколько лет) и что там за «матросская шутка». 24 августа Гайдар признается сам себе: «Жаль, что я почти ничего не записывал из моих путешествий по Дальнему Востоку… Чего стоит, например, то, как я заблудился в тайге… Не забыть мне никогда и переход через Сихотэ-Алинь…» Все это недозаписанные - и потому навсегда растворившиеся, как сны, впечатления.
 
Управление по делам архивов правительства Хабаровского края. Перебираю подсохшие, пожелтелые полосы большого формата - подшивки «ТОЗа» за 1932 год. Неровный шрифт, апостроф вместо «ъ», наивные заголовки, за которыми, однако, чувствуется настоящая, наполненная, тяжелая (не только в смысле - трудная, но и в смысле - весомая, ценная) жизнь, какой не видно за нынешними блестящими, но легковесными заголовками. Иногда попадаются тексты, подписанные «Арк. Гайдар».
 
Гайдар-газетчик и Гайдар-писатель использовали разные языки. Первый пишет живо, но все равно это фельетонно-канцелярский стиль, а не граненые музыкальные фразы гайдаровской прозы. И все же везде он подписывается Гайдаром, а не Голиковым или как-то еще.
 
Февраль - выходят «Бездомная» и «Хотели прислать милиционера». Апрель - «Столбы и схема», «300 робинзонов» (о том, как приморские рыбаки сидели на острове без еды из-за «бюрократического тайфуна»). Май - «Мышьяковая руда и медные лбы» (о приморских геологоразведке и бюрократии), «Мало голосовать за кролика, надо разводить кроликов»… Приказ от 11 июня: «Временно возложить на тов. Гайдара Арк. обязанности по освещению вопросов животноводства, кролиководства, свиноводства и т. д. с оплатой 240 рублей, с выплатой гонораров полностью».
 
Июнь - выходят «Метатели копий» (снова бюрократы), «Бензин, керосин, лигроин» о Нефтестрое - строительстве в Хабаровске НПЗ, ныне принадлежащего «Альянсу», «Сережа, выдай…», «Нет ли Гребенюка в вашей столовой»… Гайдар предпочитал (или ему поручали) проблемные тексты - не «воспеть», а «вскрыть недостатки». Писал обо всем подряд - посевная, лесозаготовки, иваси… Но «гнать строку» - это не про Гайдара в Хабаровске. В той же Перми он писал в газету куда активнее. А в «ТОЗе» опубликовал всего 19 материалов. Четырехочерковую норму выполнил только в июне и в июле.
 
Неожиданный приказ: «Тов. Гайдар А. П. с 1 июля назначается заведывающим (так в тексте. - В. А.) сектором снабжения, зарплата 300 руб. в месяц». Чернявский считает: Гайдар проштрафился и был переведен на нежурналистскую работу. Но - продолжал писать.
 
Журналист Александр Чернявский листает книгу приказов «ТОЗа».
Журналист Александр Чернявский листает книгу приказов «ТОЗа».

 
Листать подшивки «ТОЗа» интересно не столько ради гайдаровских текстов (они давно опубликованы), сколько ради контекста. В глаза бросаются две постоянные темы: происки японской военщины и битва за большую рыбу. «В Посьете появилась иваси», «Рекордной нагрузки на невод добились ударники промысла Де-Кастри», «Завод на о. Попова начал выработку ивасевых консервов», «Антияпонский бойкот», «Забастовка в Токио»… «Партийная организация промысла Тафуин (нынешний Южно-Морской в Приморье. - В. А.) не возглавляет борьбу за рыбу. Директор и парторг в разгар путины позорно дезертировали с промыслов». «Кирпичным заводом № 1 руководит пьяный треугольник». «АртемГРЭС пустить в срок!» Рисунки Дмитрия Нагишкина (того самого, который - «Сердце Бонивура»). Частные объявления: «Приблудилась лошадь серой масти, монгольской породы…», «Ушла с пастбища корова черной масти…» Хабаровск 1932 года и сегодняшний - города разные.
 
Здание старой редакции «ТОЗа» на Калинина, 86 - небольшой каменный особнячок. На нем мемориальная доска и барельеф Гайдара - маленький, скромный, в углу. И сама доска врезана как-то нелепо, словно стесняется. Рядом, во всю стену, реклама каких-то особенных стейков: «Любишь мясо - заходи!»
 
Хабаровская психбольница и «Военная тайна»: «Все это надо вскрыть»
 
К августу у Гайдара созревают два решения - написать новую повесть и вернуться в Москву. Тут же, в первые дни августа, происходит очередной срыв, и Гайдар попадает в психбольницу. Здесь он провел около месяца - до сентября. Зато смог поработать над повестью.
 
Спокойным этот месяц, правда, не назовешь. Гайдар поругался с завбольницей из-за размера обеденных порций и попал в «буйное». Вышел оттуда, позвонил коллегам, попросил принести две тетради - почти исписанную и чистую. Именно в «доме скорби» Гайдар начал «Военную тайну». Тут следует сделать отступление, чтобы прояснить вроде бы неочевидную, а на самом деле бесспорную связь между Хабаровском 1932 года и Мальчишем-Кибальчишем.
 
Здесь писалась «Военная тайна»
Здесь писалась «Военная тайна»

 
Сбежав из Москвы, Гайдар попал в почти прифронтовой город. Он снова - на передовой, куда стремился с детства и до последнего дня. Вторая мировая могла начаться именно здесь - на восточных границах СССР. Можно сколько угодно иронизировать над пафосом советских передовиц, но «милитаристская Япония» тогда подминала под себя Восток не менее активно (и не менее успешно), чем гитлеровская Германия - Запад. «На полях Маньчжурии в течение уже трех месяцев гремят орудия. Война в Маньчжурии - это зарница надвигающейся новой мировой империалистической бойни…» - писала «ТОЗ» 1 января 1932 года. В этом же году на северо-востоке Китая появилось прояпонское государство Маньчжоу-го. Во Владивостоке спешно воссоздавали крепость и военно-морской флот. Хасан грянет в 1938-м, Халхин-Гол - в 1939-м, но порохом на границе пахло уже сейчас, и Гайдар этот запах чувствовал острее многих. 10 мая он пишет пермскому другу Степану Милицыну: «Жизнь здесь у нас странная. Ветер с Тихого океана дует очень горячий». 20 мая: «За последние дни в Хабаровске спокойнее. Немного улеглись толки о возможности войны. А все-таки тревожно. Все чего-то ждут». В этот же день: «Надо начать книгу «Такой человек». Это и есть будущая «Военная тайна» - первый вариант названия повести, навеянной предчувствием войны с Японией.
 
Запись от 1 августа: «Сегодня даю телеграмму в Москву о том, что кончил писать книгу и через месяц приезжаю. И только сегодня начинаю писать эту книгу. Она вся у меня в голове, и через месяц я ее окончу, тем более что отступать теперь уже поздно. Это будет повесть. А назову я ее «Мальчиш-Кибальчиш» (это уже второй вариант названия).
 
Как мы знаем, потом случилась психушка, но как раз здесь у Гайдара имеются для работы и время, и настрой. Запись от 10 августа: «Дела мои двигаются. Упорно работаю. Между прочим, лежу в психбольнице. Но это наплевать, все равно работаю. Настроение у меня очень хорошее, и на все можно мне наплевать, потому что голова моя занята только книгой». 20 августа: «За свою жизнь я был в лечебницах раз, вероятно, 8 или 10 - и все-таки это единственный раз, когда - эту Хабаровскую, сквернейшую из больниц, я вспомню без озлобления, потому что здесь будет так неожиданно написана повесть о «Мальчише-Кибальчише».
 
В больнице Гайдара не устраивало все: питание, порядки, нечистый на руку персонал (даже завбольницей Зонь за бесценок скупал вещи у душевнобольных). «Очень хочется часто крикнуть: «Идите к чертовой матери!» Но сдержишься. А то переведут еще вниз в третье, а там много не напишешь. Там у меня за одну ночь украли папиросы и разорвали на раскурку спрятанную под матрац тетрадку. Хорошо еще, что тетрадка была чистая…» - запись от 20 августа, своего рода междустрочье «Военной тайны». Здесь же: «Сегодня ходил в отпуск в город. А то в этой больнице можно подохнуть с голоду. Дают только хлеб да вареную ячменную крупу». Но - работает, работает: «Сегодня я неожиданно, но совершенно ясно понял, что повесть моя должна называться не «Мальчиш-Кибальчиш», а «Военная тайна». Мальчиш - остается Мальчишем, но упор надо делать не на него, а на «Военную тайну» - которая вовсе не тайна» (23 августа). Все: замысел дозрел, выкристаллизовался, осталось только перенести его на бумагу. Процесс этот будет небыстрым. Гайдар был беспощаден к себе - перечеркивал, бросал, брался вновь…
 
Дом на улице Ким Ю Чена, где некоторое время жил Гайдар
Дом на улице Ким Ю Чена, где некоторое время жил Гайдар
24 августа он записал: «В… лечебнице до черта всякой сволочи… Стена высокая - никто не заглянет. Главврач… завхоз… и др. - это банда паразитов… Выйду из больницы - шарахну по ним хорошенькую статью поядовитей». И шарахнул: статья «За высокой стеной» вышла 2 сентября, через два дня после выписки. В ней Гайдар пишет: заведение на Серышева - «изолятор, инвалидный дом, школа самоснабжения, база для краденых вещей, тихий приют для бывших людей, но только не лечебница… Здесь людей не лечат. На больных здесь смотрят только как на нечто шумное и безликое, около чего можно спокойно получать паек, зарплату, квартиру… Все это надо вскрыть. И вскрыть сейчас же… Надо сверху донизу просмотреть эту больницу» (вот, кстати, повод порассуждать о свободе печати - тогда и теперь).
 
На рубеже лета и осени Гайдар выписался и сразу уехал в Москву. И приезд его в Хабаровск, и отъезд одинаково походили на бегство. «Весь Хабаровск - мне представляется только как какой-то перевалочный пункт. Все люди - приезжие и отъезжие», - записал Гайдар
 
16 июня. И сам он был здесь таким. «А все-таки в Москву я приеду не тем, каким уехал. Крепче, тверже и спокойнее», - пишет он 24 августа. 30 августа, накануне отъезда: «Это был тяжелый и странный год. Но в общем ничего особенного не случилось, жизнь идет своим чередом… Москвы я больше не боюсь». Впереди было еще девять лет жизни и работы - до гибели партизана Гайдара от немецкой пули на оккупированной Украине.
 
11 сентября выходит «Тарелка слив» - последняя гайдаровская публикация в «ТОЗе». Здесь Гайдар защищает садоводов-любителей: «На каждом углу Хабаровска проворные торговцы бойко продают стаканами кислую ранетку и мелкую желтую сливу… Неприхотливый хабаровский народ платит и вкушает… А между тем это уже доказано, что без вмешательства богородицы и угодников первосортные сливы, сочные груши и сладкие яблоки могли бы с успехом пышно произрастать и приносить плоды хотя бы в том же Хабаровске. Есть в Хабаровске такое тихое племя - садоводов-любителей…»
 
Характерно, что по-настоящему искренний интерес журналиста Гайдара чувствуется именно в этих последних публикациях: «За высокой стеной» и «Тарелка слив». Материал для обеих дала психбольница (фельдшер Мухин и оказался одним из «тихого племени» садоводов). Своя рубашка ближе к телу, особенно если она - смирительная.
 
Психбольница так и располагается на Серышева, 33 (в двух шагах от нее - улица Гайдара). Стена вокруг по-прежнему высока, хотя забор явно послегайдаровский. Мы входим в больничный дворик с телебригадой, но снять здание нам не разрешают даже снаружи. Остается смотреть и гадать, за каким из этих окон провел август 1932 года Гайдар. Невысокое краснокирпичное здание, потерявшееся среди новостроек, - безусловная литературная достопримечательность, тем более в масштабах дальневосточной слабозаселенной окраины. Но если при харьковской «Сабуровой даче», где «гостили» Гаршин, Врубель, Хлебников и Лимонов, создали музей, то у нас - ни доски, ничего. «Никаких документов о пребывании Гайдара в больнице я не нашел. И лечебное дело, и партийные архивы были в войну эвакуированы в Томск. Потом, уже сравнительно недавно, исторический архив Дальнего Востока вернулся во Владивосток. Часть разобрана, часть, по моим данным, не разобрана до сих пор…» - говорит по этому поводу Александр Чернявский.
 
Кстати, и хабаровских снимков Гайдара почти нет. Вернее, есть один, его везде тиражируют. «Видимо, оригинал этого снимка исчез. Кто автор - неизвестно», - пожимает плечами Чернявский.
 
Дальневосточные мотивы Гайдара: «…Но книгу написать совсем о другом»
 
Книги о Дальнем Востоке Гайдар не написал, хотя дальневосточные мотивы в его прозе присутствуют. Взять хоть «Тимура и его команду» (1940), где заглавный герой объясняет: «Это дача лейтенанта Павлова, которого недавно убили на границе…» - явно на Хасане или на Халхин-Голе. И дальше: «В честь годовщины победы красных под Хасаном комсомольцы поселка устроили в парке большой карнавал - концерт и гулянье».
 
Еще 20 мая 1932 года Гайдар записал: «Надо собраться и написать для «Молодой гвардии» книгу. Крым, Владивосток. Тимур, Лиля - все это связать в один узел, все это перечувствовать еще раз, но книгу написать совсем о другом».
 
Не написал. Или - написал? Может быть, это и есть «Военная тайна»? В ней - и Крым, и Алька-Тимур, и тень предвоенного Дальнего Востока.
 
Из финала повести: «У газетных киосков стояли нетерпеливые очереди. Люди поспешно разворачивали газетные листы и жадно читали последние известия о событиях на Дальнем Востоке. События были тревожные». И вот Сергей Ганин в форме командира инженерных войск уезжает - как раз на Дальний Восток, хотя до Хасана - еще несколько лет.
 
Думаю, не сильно погрешу против истины, если скажу, что «Военную тайну», начатую в Хабаровске в 1932-м, оконченную в 1934-м и изданную в 1935-м, смело можно считать дальневосточной книгой Гайдара.
 
Авченко Василий,
«Новая газета во Владивостоке», №220, 17.01.14
http://novayagazeta-vlad.ru/220/Lichnost/TihookeanskayazvezdaArkadiyaGaydara