Часть имущества семьи Карасава была распродана Лесогорским райфинотделом. Выручка составила 6070 рублей 80 копеек…
Часть имущества семьи Карасава была распродана Лесогорским райфинотделом. Выручка составила 6070 рублей 80 копеек…
Публикуем продолжение «шпионской» истории, которую написал наш автор Алексей Колесников - историк, член Хабаровского отделения Российского военно-исторического общества. (Начало здесь).
 
«Лесная школа» у советской границы
 
Даже на довоенных картах Сахалина не отыскать японских названий «Нанаго» и «Дзюитиго» в верховьях реки Пильво. Именно в этих медвежьих углах в 1942 году Эсуторская военная миссия поселила своих «охотников». Главным объектом их «промысла» должны были стать советские агенты и перебежчики.
 
В начале 1946 года следователи Смерша сложили из показаний задерж анных «охотников» и официальных сотрудников ЯВМ следующую картину. «Охотники» (айны и японцы) находились в приграничье с 1942 по 1945 год. Два-три человека жили в Нанаго в специально построенном на склоне сопки «домике лесорубов», другие постоянно находились в тайге, каждый на своём участке.
 
С весны до поздней осени в Нанаго посменно находились и офицеры Эсуторской военной миссии: они инструктировали «охотников» и держали связь с руководством. За каждым «охотником» закрепили участок в 5-15 километров - в зависимости от рельефа местности. Их первостепенной задачей было обнаружение нарушителей границы, как с советской, так и с японской стороны.
 
На маршрутах вероятного перехода границы советскими нарушителями «охотники» ставили ловушки «хаппа»: ружьё с взведённым курком привязывалось к стволам деревьев, на спуск накладывался деревянный рычажок, к которому крепилась растянутая над тропой волосяная нить или тонкий шпагат.
 
Такая нехитрая «растяжка» гарантировала попавшему в ловушку если не смерть, то серьёзное ранение. Ставились «хаппа» и на советской территории, что в октябре 1943 года привело к исчезновению одного из «охотников»: Фукутама Саодзо должен был поставить «хаппа» по реке Коккёдзава, которая выходила на территорию СССР.
 
«Охотник» из-за кордона не вернулся. Вскоре японская контрразведка выяснила, что он был задержан советскими пограничниками.
 
Наша справка
Ёкунай (Эрукунай) - Белкино
Коккёдзава - река Амба
Сикука - Поронайск
Тоёхара - Южно-Сахалинск
Эсутору - Углегорск
 
В конце апреля 1944-го в Эсутору сменилось руководство миссии: кресло начальника ЯВМ занял капитан Мори. Он с рвением взялся за порученный ему новый проект: в Нанаго соорудили ещё один бревенчатый дом и уже в июле здесь открылись своего рода «курсы разведчиков».
 
Сахалинские аборигены не оправдали ожиданий японской разведки. Ороки на японской открытке 1930-х годов. Цвет.ред.
Сахалинские аборигены не оправдали ожиданий японской разведки. Ороки на японской открытке 1930-х годов. Цвет.ред.

 
Кандидатов-аборигенов прислали из соседнего округа: Мори позвонил своему коллеге - начальнику ЯВМ в Сикука, и попросил его подобрать для обучения десяток нивхов и ороков. Слушателями курсов стали и постоянно находившиеся в приграничье «охотники». Один из них, Дои Сокити, позже рассказывал на допросе:
 
- Сначала нас обучали военному делу, составлению топографических карт, маскировке, умению выбирать маршрут и места укрытия при наблюдении за объектами, представляющими интерес для военной миссии, фотографированию и изучению охраны объектов. Так нас обучали в течение 15-20 дней. В это время мы применяли на практике полученные знания и обходили порученные нам участки с заданиями выследить и задержать советских разведчиков. Кроме того, мы осматривали поставленные мною ружейные ловушки, а также ставили их вновь.
 
Конечно, это не прямая речь пожилого полуграмотного айна, а профессиональная интерпретация его слов следователем Смерша. Но при всех оговорках «лесная школа» действительно готовила агентуру для возможного использования на территории Северного Сахалина. В ноябре, как только выпал снег, «курсанты» снова приступили к занятиям. Дои обучал ороков-оленеводов передвижению на лыжах в горно-лесистой местности, показывал, как устанавливать ловушки-самострелы.
 
Неизвестно, удалось ли японцам реализовать этот проект в полной мере. Капитан Мори, которого ещё в ноябре 1945 года скоропалительно осудили на 15 лет лагерей, утверждал на следствии, что нивхи и ороки «были распущены досрочно вследствие того, что не оказались способными для дальнейшей подготовки их как агентов».
 
Возможно, контрразведчик не лукавил: сахалинские аборигены, завербованные японскими и советскими «органами», были за редким исключением крайне ненадёжны. Они давали развёрнутые показания на первых же допросах, легко соглашались на перевербовку, о чём столь же охотно докладывали начальству при возвращении из-за кордона.
 
Именно так случилось с пропавшим «охотником» Фукутама: его задержали пограничники 52-го морского отряда НКВД. Задержанный не стал запираться и довольно подробно рассказал о составе и задачах «разведгруппы Эсуторской ЯВМ» в приграничье. Возможно, благодаря этой информации на западном участке границы «охотникам» так и не удалось задержать ни одного «гостя» с советской стороны.
 
Карасава попадает в историю
 
Фукутама упомянул на допросах и фамилию Карасава: «содержатель публичного дома и ресторана», у которого «часто останавливались на ночлег агенты и их руководители, а также другие работники Эсуторской военной миссии»…
 
Человек сугубо гражданский, Карасава Ёсито действительно был невольно вовлечён в детали проекта ЯВМ. Он знал всех «охотников» в лицо, поскольку скупал добытую ими пушнину. Работники Карасава доставляли в тайгу припасы и одежду, да и сам предприниматель несколько раз приезжал в Нанаго: одалживал офицерам ружья, привозил в подарок вино.
 
Его телефон был единственным средством связи с Эсуторской миссией, и Карасава часто был свидетелем не предназначавшихся для его ушей докладов…
 
В августе 1945 года, на третий день Советско-японской войны, стоя на крыльце своего дома в Ёкунай, Карасава наблюдал, как через посёлок прошёл маленький, человек в десять, отряд: вооружённые винтовками нивхи и ороки, последние слушатели курсов ЯВМ, во главе с офицером-преподавателем уходили на юг.
 
Растворились в тайге «охотники»; уничтожив архивы, бежали в Тоёхара сотрудники миссии. Некоторых из них контрразведчики Смерша задержали уже осенью, и у следствия было достаточно материалов, чтобы предъявить Карасава обвинение по 58-й (контрреволюционной) статье Уголовного кодекса РСФСР.
 
Многие свидетели по его делу вольно или невольно усугубляли его вину. Например, бывший начальник Тоёхарской ЯВМ ошибочно предположил, что Карасава был официально завербован как агент миссии.
 
А один из «охотников» имел на Карасава зуб за то, что тот обсчитывал его при покупке пушнины, и дал против Карасава «нужные» показания.
 
Тем не менее уголовное дело было шито такими белыми нитками, что военный трибунал переквалифицировал обвинение со «шпионского» пункта статьи на «оказание помощи международной буржуазии» и вынес относительно мягкий приговор: «Лишить свободы сроком на 10 лет, с отбыванием в исправительно-трудовых лагерях, с конфискацией имущества лично принадлежащего осуждённому». Когда трибунал дал Карасава последнее слово, он только и сказал: «Перевозка грузов - это была моя профессия, прошу строго меня не наказывать…»
 
В середине 1950-х годов сотрудники УКГБ по Сахалинской области задержали в Углегорске нескольких японцев и корейцев - косвенных участников этой истории. Но многие «охотники» и слушатели японской «разведшколы» так и пропали без следа, оставив советским спецслужбам только свои фамилии и невыразительные приметы внешности.
 
Алексей Колесников,
«Углегорские новости», 15.09.16
http://uglegorsk.news/delo-karasava-konec-shpionskoy-istorii/